БЕСЕДЫ ПРЕПОДОБНОГО ВАРСОНОФИЯ

Беседа 19 июня 1911 г.
О молитве Иисусовой

Батюшка начал беседу чтением отрывка из книги “На горах Кавказа” , об Иисусовой молитве. Он предупредил, что тем из нас, кто бывал у него раньше, прочитанное не скажет ничего нового; все будет знакомо, но это знакомое можно повторить много раз. Начинается отрывок словами: “Какой ангельский язык может выразить все значение Иисусовой молитвы?”
Итак, автор думает, что не человеческому языку говорить о ней. Но какой же это ангельский язык? И есть ли такой язык? Конечно, есть. Но мы не можем представить себе его свойств, ибо он состоит не из звуков, там ведь не будет ничего чувственного.
Знаем мы, что люди часто понимают друг друга без слов; есть язык и глаз – люди смотрят друг на друга и понимают, хотя между ними ничего не было сказано. Есть язык жестов, которыми объясняются с глухонемыми.
Каков будет ангельский язык, мы не знаем. И вот только ангельского языка будет достаточно, чтобы выразить значение Иисусовой молитвы. Понятно оно только тем, кто на опыте узнал его. Для занятия этой молитвой автор книги удалился в горы Кавказа, и там вел уединенную жизнь и лишь изредка приходил в обитель для исповеди в причащения Св. Таин.
Все, описанное в его книге, заслуживает полного доверия, как осознанное им на опыте. Действие этой молитвы все покрыто величайшими тайнами. Не в одном говорении слов “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного” она состоит, но доходит до сердца и таинственно водворяется в нем. Через эту молитву мы входим в общение с Господом Иисусом Христом, молимся Ему, сливаемся с Ним в одно целое. Эта молитва наполняет душу покоем и радостию среди самых тяжелых испытаний, среди всякой тесноты и суеты житейской.
Я получил письмо: “Батюшка, задыхаюсь! Со всех сторон теснят скорби; нечем дышать, не на что оглянуться... Не вижу радости в жизни, самый смысл ее теряется”. Что скажешь такой скорбящей душе? Что надо терпеть? А скорби, как жернов, гнетут душу, и она задыхается под их тяжестью.
Заметьте, что не о неверах и безбожниках я сейчас говорю; не о тех, что тоскуют, когда они потеряли Бога, не о них говорю. Нет, теряют смысл жизни верующие души, вступившие на путь спасения, души, находящиеся под действием Божественной благодати. Не знают они, что это состояние временное, переходное, которое надо переждать. Пишут: “Впадаю в уныние, что-то темное обступает меня”.
Я не говорю, что такая скорбь законна, не говорю, что эта скорбь – удел каждого человека. Это не наказание – это крест, и этот крест надо понести. Но как же понести его? Где поддержка? Иные ищут этой поддержки и отрады у людей, думают найти покой среди мира – и не находят. Отчего? Оттого, что не там ищут. Покоя, света и силы надо искать в Боге, через молитву Иисусову. Станет тебе очень тяжело, мрак обступит тебя – стань перед образом, зажги лампадочку, если она не была зажжена, стань на колени, если можешь, а то и так скажи: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного!” Скажи раз, другой, третий, так скажи, чтобы не одни уста произносили эту молитву, а доходила бы она до сердца. Впрочем, и дойдет непременно до сердца. Сладчайшее имя Господа, и мало-помалу удаляются тоска и скорбь, просветлеет на душе, тихая радость воцарится в ней.
Понять это чудное действие молитвы Иисусовой может только тот, кто на опыте познал его. Какой-нибудь человек никогда не пробовал меда и станет расспрашивать, что это такое, как ему объяснить? Скажешь ему: “Он сладкий, приготовляется пчелами, вынимают его из улья, режут на части”... – и все же он не поймет. Не проще ли сказать: “Хочешь узнать мед, так попробуй его. Пробовал? Сладко?” – “Сладко”. – “Знаешь ли теперь, что такое мед?” – “Знаю”. Понадобилось ли прибегать к каким-нибудь научным объяснениям? Попробовал человек и сам понял. Так и с молитвой Иисусовой. И многие, познав ее сладость и значение, всю жизнь отдавали ей, чтобы сродниться с нею, слиться с сладчайшим именем Господа Иисуса Христа.
Вам, при ваших занятиях учебных или иных невозможно всю жизнь наполнять Иисусовой молитвой, но каждая из вас проходит кто 20, кто 50, а кто и 100 молитв в день. Каждая по силе своей навыкает ей. Пусть одна преуспела на дюйм, другая на аршин, третья – на сажень, а иная, может быть, на версту ушла вперед, важно, что хоть на дюйм-то ушла, и слава Бога за все.
Для занятия этой молитвой уходят люди в монастырь. Правда, в настоящее время монастыри, особенно женские, поставлены в такое положение, что все время уходит на исполнение послушаний: на хлопоты, на работу. Трудно монахиням, а все-таки проникаются они молитвой постепенно и навыкают ей. Помню, поступая в монастырь, я вообразил, что там только и знают, что вот так (батюшка молитвенно возвел руки). Ну, когда поступил, оказалось совсем другое. Мало молитвы, мало труда молитвенного, на одной молитве не проживешь, нужен еще и труд послушания. Если труд молитвенный и исполнение послушания чередуются, сменяя один другое, так и хорошо, и этим путем легко достигнуть спасения.
Дальше в книжке сказано, что молитву постичь может только тот, кто удалил из сердца всякие мирские привязанности; только в сердце, свободном от пристрастия к миру, может вселиться Господь.
Помню я, лет сорок, а то и пятьдесят тому назад это было, был я в одном доме. Там было много гостей. Одни, как это водится в миру, играли в карты, другие разговаривали, потом начались танцы, это не был настоящий бал, а так неожиданно устроилось. На этом вечере была девушка удивительной красоты. Ни в чем, происходящем вокруг нее, она не принимала участия. Потом она встала, подошла к роялю и начала играть. Чувствовалось, что она совершенно ушла от окружающей обстановки, ушла в себя, в свой внутренний мир, и, пожалуй, в эти звуки. Стояла чудесная лунная ночь. Долго играла девушка, а когда наигралась, встала, подошла к окну и задумалась. Меня заинтересовало, и я решил с ней познакомиться. Подхожу к одной даме и спрашиваю:
– Знаете ли вы такую-то?
– Знаю.
– Познакомьте меня с нею.
– Хорошо, познакомить-то я могу, только стоит ли? Уверяю вас, что она совсем неинтересна, и ничего вы в ней не найдете.
– Ну уж, об этом предоставьте судить мне самому. – И познакомился я с этой девушкой. Ей было, не помню, сколько лет, но не менее двадцати. Она оказалась очень глубокой натурой, жившей своею внутренней жизнию; она любила, и любила так, как такие люди умеют любить.
– Это моя первая, и уверяю вас, моя последняя любовь, – говорила она, и не лгала. – Понимаете, он все, чем я живу, свет моей жизни, им все наполняется вокруг меня и во мне; без него все мрак, все темнота, и жизнь теряет всякий смысл. Я ему отдала всю себя, свою душу, свое сердце.
– Где же он?
– Страшно сказать.
– Что, далеко уехал?
– Нет, умер.
– И вы мертвого любите?
– Да, люблю, и никого другого никогда не полюблю. Ведь я отдала всю свою душу, свою любовь – все это у него, все он унес с собой в могилу, а у меня ничего не осталось.
Недолго продолжалось знакомство мое с этой девушкой, скоро она уехала в Самару, но все время, пока я ее знал, она оплакивала свою первую любовь.
– Я никогда не полюблю другого, – говорила она. Эта встреча была пятьдесят лет тому назад. Если бы я встретил эту девушку теперь, я бы знал, что ей сказать. Я бы сказал: “Вас любили? От такой любви осталось одна тоска, одна пустота, и вы говорите, что не полюбите другого? А я вам советую полюбить другого, знаете кого? Господа Иисуса Христа! Вы хотели отдать свое сердце человеку – отдайте его Христу, и Он наполнит его светом и радостью вместо мрака и тоски, оставшихся вам после любви к человеку”.
Так и вам говорю: иные, быть может, пережили такое чувство, и, наполовину угасшее, оно теплится чуть видной искрой в вашем сердце – затушите эту искру!
Другие, может быть, сейчас переживают самый разгар этого чувства – гоните его, не отдавайте ему своего сердца, так как его требует Господь Себе: “Даждь Ми, сыне, твое сердце!” (Притч. 23, 26) – обращается Он к человеку. Не давайте сердцу привязываться к тленным благам мира сего, гоните из него всякое пристрастие, так как только в свободном сердце, свободном от всех пристрастий, может сотворить Себе обитель Господь.
Основание всего закона Божия – любовь к Богу и ближним. Старайтесь возлюбить Господа; как достичь этого? Он Сам сказал нам об этом: “Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, тот есть любяй Мя” (Ин. 14, 21). Итак, по слову Самого Господа путь к Нему, к Божественной любви, один; исполнение заповедей Его, о которых Он все же говорит: Заповеди Мои“тяжки не суть” (1 Ин. 5, 3).
Заповеди эти все знают, каждый день они читаются или поются за Божественной литургией: “блажени кротции,.. блажени милостивии...” и др. (Мф. 5, 3–12). Иная скажет, этой заповеди я соблюсти не могу, т. к. у меня нет средств на милостыню. Нет, и такая может исполнить заповедь о милости, и она может подать, если не материальную, так духовную милостыню. Спросите, как же это? А вот как: тебя оскорбила такая-то, или такой-то – прости его, вот и будет духовная милостыня.
– Нет, я этого не могу! Разве можно простить такое ужасное оскорбление? Да как я вспомню о нем, так готова растерзать того, кто нанес мне его, а вы говорите – “прости”.
– Так не можешь простить?
– Не могу!
– А простить-то надо!
– Это сверх моих сил!
– Сил не хватит? Так проси у Бога. Обратись к Нему и скажи: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную и помоги мне простить”. Скажи раз, другой, третий... и что же будет? Сама на опыте узнаешь, простишь обидчика. А вот другая говорит:
– Вот та-то пронесла мое имя, яко зло перед людьми, такого наговорила, чего никогда и не было, проходу мне не дает колкостями и насмешками.
– А ты молчи, не отвечай ничего, потерпи.
– А разве это можно стерпеть?
– Не можешь? Опять обратись к Господу: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную и помоги мне стерпеть”! Попробуй так сказать, и на опыте увидишь, что из этого выйдет. И так во всяком трудном положении обращайся к Господу, и поможет. Исполняй заповеди Его и проси Его помощи. Беда, если кто понадеется на свои силы и вздумает сам, не прибегая к Божественной помощи, исполнять заповеди, кто вздумает обойтись без смирения. Две добродетели необходимы в деле спасения: одна – любовь, другая – смирение. Без этих двух не только умная молитва, но и самое спасение невозможно. Ведь вот Толстой, как он ужасно кончил, а ведь раньше был религиозный человек, молебны заказывал, молился со слезами, все, казалось было, одного не было: смирения. Любил осуждать других, не умел прощать людских недостатков. Заговорили с ним об одном его соседе.
– Что вы, – говорит, – разве он человек?
– А то как же? Конечно, человек!
– Ну вот, какой же он человек? Просто тварь.
– Да ведь и все тварь. Ангелы и то тварь: “О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, ангельский собор и человеческий род” .
– Да нет, его нельзя человеком считать!
– Почему же?
– Он безбожник, он в церковь не ходит, в Бога не верит, разве это человек? А старая нянюшка скажет ему... (стук в дверь: брат Григорий  говорит, что пришел брат Филипп , просит благословения ехать и спрашивает, дадут ли ему лошадь).
– Лошадку ему дадим, пусть идет запрягать... (Брат Григорий ушел)... вот так-то в монастыре у нас Иисусова молитва, а тут Филипп пришел, лошадка нужна... Ну, ладно, прибежала лошадка и убежала, а мы остались при своем... Так вот старушка-няня говорит Толстому: “Левушка, не осуждай их, пусть они, как знают, а ты их не суди, тебе-то что! Сам за собой смотри”. Не мог он переделать себя и плохо кончил.
Вот теперь иная думает: “Я в церковь хожу, а вон та не ходит; ну какая же она! И та вот что делает, на что уже это похоже”? – да так все машет, да машет ручкой, себя лучше других считает. Глядишь, и домахала до того, что упала ниже тех, кого осуждала.
Надо себя недостойнее всех считать – вот верный и единственный путь ко спасению, и исполнение заповедей Господних. О них Господь сказал, что они не тяжки суть, но своими силами нам их не выполнить, надо просить помощи у Господа – и даст. Кажется, просто. Просто, но сложно. Помолимся Ему, да просветит и укрепит Он нас в любви Своей.
Аминь.

назад